Хотя я и знаю, что это, по хорошему, не должно меня волновать, но всё же я хочу объяснить одну вещь, которая может показаться не очевидной. Я люблю своих родителей. Я люблю своих папу и маму. Но это не мешает мне осознавать свой собственный мир и вклад людей, внёсших в него весьма существенную лепту. Я не злюсь (ну ладно, почти не злюсь). Иногда злость проступает как неустранимая, неотъемлемая часть осознаваемых переживаний. Тогда я могу даже ненавидеть своих родителей. И всё равно любить их. Если вы где-нибудь слышали, что нельзя любить и ненавидеть одновременно, вас обманывают. Сознанию не свойственна двоичная логика. Я…

Большое и малое… Кажется, только сейчас я начинаю в полной мере осознавать действительное значение относительности. Именно сейчас до меня начинает доходить, что нужно принять именно свою версию реальности, выставить свой масштаб переживания, свой накал эмоций, потому что это и есть то, что ты переживал НА САМОМ ДЕЛЕ. Если это ад, то он остаётся адом, как бы тебя не пытались убедить в обратном. Как бы тебя не заставляли думать иначе. Как бы не пытались вбить тебе в голову, что ты живёшь нормальной, здоровой, правильной жизнью — невозможно замаскировать ад маргаритками. Даже если полностью отказаться от своих чувств, ад всё равно будет…

Аналитик попросил использовать в своей публикации мои сны. Какие-то они по его мнению очень психоаналитически правильные. Возражать я не возражаю, пускай использует, мне-то что, только сам важность их и правильность (пока?) не ощущаю. На меня они не производят даже впечатления — ни шока, ни страха какого-то особенного, ну сны и сны. Один сон — конфликт с незнакомцем, которого я прогоняю из принадлежащего мне то ли магазина, то ли мастерской, ни лица, ни опознавательных каких-то признаков которого я не помню. После ссоры, возможно уже в другой день, я выхожу из подсобки и вижу тело повешенного молодого юноши, подмастерья. Я смотрю на…

Мне очень тяжело сейчас. Иногда я с удивлением обнаруживаю, что, вообще говоря, по накалу кипящие во мне страсти превосходят порою момент Самого Страшного События, что, получается, автоматически лишает последнее своего гордого звания. Я в кризисе, и очень хорошо это понимаю. Но что делать с этим — пока толком не представляю. Я знаю лишь, как я прохожу кризисы обычно. Раскачиваю, разогреваю, довожу себя до предела переносимости, затем меня пробивает живительной окрыляющей агрессией, а потом уже накрывает отчаянием и полным безразличием. В принципе, я уже изменил эту схему, не бросив снова работу. Не обвинив во всех грехах своего аналитика (хотя последний особо…