Аналитик попросил использовать в своей публикации мои сны. Какие-то они по его мнению очень психоаналитически правильные. Возражать я не возражаю, пускай использует, мне-то что, только сам важность их и правильность (пока?) не ощущаю. На меня они не производят даже впечатления — ни шока, ни страха какого-то особенного, ну сны и сны.
Один сон — конфликт с незнакомцем, которого я прогоняю из принадлежащего мне то ли магазина, то ли мастерской, ни лица, ни опознавательных каких-то признаков которого я не помню. После ссоры, возможно уже в другой день, я выхожу из подсобки и вижу тело повешенного молодого юноши, подмастерья. Я смотрю на его красивые, ухоженные босые ноги, ещё вздрагивающие в конвульсиях. Меня наполняет горечью, чувством вины за то, что из-за моей несговорчивости погиб невинный человек. Вдруг из-за левого плеча, совершенно естественно, как будто он там всегда есть и был, начинает говорить мой отец. Он с излюбленной своей простоватостью говорит, что парень наверное бедняк, ведь только бедняки носят короткие штаны, потому что приходится носить то, что есть (остаётся). Во мне закипает обычное для разговоров с отцом раздражение, хотя и вялое, подавленное, но всё же хочется ему возразить, что штаны вовсе не короткие, а стильно подвёрнутые аккурат по текущей моде. На этом сон заканчивается.
Другой сон разворачивается на терпящем бедствие судне, где-то на нижней палубе. Бедствие только начинается, царит всеобщее недоумение и растерянность, ещё не перешедшее в панику. В этот момент появляется «ловкий адвокат», под копирку снятый с Сола Гудмена из «Breaking Bad», и даёт мне точные и ценные указания, по ходу дела помогая организовать людей под моей опекой (ставит им кое как собранные их чемоданы). Затем он даёт команду на выход, я двигаюсь вслед за ним к лестнице, на этом сон прекращается.
Как я уже говорил, каких-то особенно сильных эмоций я во время просмотра снов не испытывал. Мне кажется, я надёжно отчуждён от своих переживаний, как во снах, так и в реальной жизни. Но. Только до той поры, пока дело касается меня. Стоит только спроецировать свои эмоции на кого-то другого, почувствовать их в переносе, меня может неожиданно сложить пополам. Так я до сих пор очень болезненно переношу рассказы близких о детских травмах, изнасилованиях и других душевных издевательствах.
То же, что происходит со мной — оно как бы нормально, и не заслуживает особого внимания. В сравнении с бедами других о своих мне не стоит даже заикаться.
Понемногу я начинаю понимать сейчас, что это не совсем так. У меня есть свой «маленький» субъективный ад размером с весь доступный мир, от которого я имею право избавляться любыми возможными способами.
Извините.
