Я живу в мире огромного злого спящего тысячеглазого существа. Когда оно засыпает, то становится прозрачным, так что если сон достаточно глубок, то на время можно представить себе, что его и нет вовсе. Проблема лишь в том, что, забывшись, увлёкшись, можно сделать вдруг резкое движение, громко вскрикнуть, неосторожно задеть комод с посудой, и тогда существо мгновенно просыпается, вскидывается, источая ненависть всеми своими безобразно устрашающими глазами и пастями. Они вдруг появляются отовсюду — впереди, сзади, сбоку, снизу, сверху — везде только пронзительный крик, ненависть, уничтожающая злоба, презрение.
И тогда страх захлёстывает меня с головой, и тогда я сжимаюсь в комок, сажусь на корточки и закрываю что есть силы уши, съёживаясь, крича от обуявшего меня бездонного ужаса. Тогда я ненавижу всё: я ненавижу мир, в котором мне приходится всё это терпеть, я ненавижу эти глаза, я ненавижу эти пасти, я ненавижу себя за то, что я снова призвал эту тварь своим беспечным поведением. Потом, спустя какое-то время, когда я практически вростаю в пол, обездвиженный, лишь дрожащий и всхлипывающий, существо вдруг начинает засыпать. Его глаза подёргивает сонной поволокой, оно начинает клевать своими уродливыми головами, пока не уснёт и не растворится снова, оставляя после себя лишь неизбывное чувство постоянной, смертельной опасности.
Тогда мне хорошо. Тогда можно немного отдохнуть. Тогда можно забыться, а лучше вообще забыть, навсегда отказаться от попыток предпринимать что-либо, только бы снова не оказаться под обстрелом этих сочащихся ненавистью глаз.
Ведь когда меня нет, то и его нет. И страха нет. Вообще ничего нет. Есть только непрекращающаяся, всепоглощающая тоска.
[…] Музей пыток имени […]