Одним из сюрпризов недавнего времени стало для меня открытие, что мои мигрени начались ещё задолго до школы. Разговорившись с мамой, я узнал, что приступы случались уже в детском саду, часто от избыточного шума — на концертах или днях рождения. Я привык думать, что эти дикие головные боли стали реакцией на родительские ссоры, из-за неспособности принять чью-то сторону, из-за бесконтрольного разрастания мыслительного процесса до неуправляемого состояния, купируемого уже защитными психическими механизмами. Впрочем, сам механизм действия, возможно, таким и был, но вот причина, похоже, скрыта немного глубже, чем мне казалось.
Один из эпизодов, описанных мамой, я помню. Это был поход в цирк, где нам достались места недалеко от оркестровой ниши, вмещавшей тогда прославленный оркестр Финберга. От музыки (по родительской версии) у меня разболелась голова, и меня пришлось увести с представления, потому что я уже был весь больной. Представление явно пошло мне не на пользу.
Стоит ли говорить, что выступлений Финберга впоследствии я старался избегать. Впрочем, пока я пересказывал этот эпизод, в моём сознании всплыло другое воспоминание. Мне вспомнился очень странный сон, в котором я был мёртв, а вокруг меня играла классическая музыка. Помню, я сильно удивился тогда, потому что классику на тот момент на дух не переносил, да и сейчас она вызывает во мне плохо объяснимое отвращение. Моё сознание отметило исключительную ясность доносившихся до меня звуков и общую нелепость обстановки. Мой взгляд был словно зафиксирован на стене за рядами кадок с оранжерейными цветами. Мне пришла мысль, что я то ли умер в таком интересном месте, то ли моё сознание бесконтрольно переместилось в произвольную точку некого театра. Между этими событиями явно есть какая-то связь, но вот какая именно, мне не удаётся пока уловить.
К слову, я не раз умирал во сне. И никогда не просыпался от ужаса. Вместо этого я продолжал находиться в мёртвом теле, осознавая происходящее вокруг меня. В одном из таких эпизодов я был одним из троих стариков в доме престарелых. Я слышал, как двое оставшихся обсуждали негромко, что я начал уже подтаивать. И действительно, из моих ушей подтекала жидкость, и, собираясь на какое-то время на кончиках моих пальцев, капала на пол.
Ни страха, ни ужаса в этот момент я не испытывал. Хотя в последнем эпизоде меня и пробудил неожиданный импульс, будто бы кто-то толкнул меня, почему-то в правую ногу, и на какое-то мгновение я увидел что-то вроде зелёной вспышки, вернувшей меня в привычный мир. Немедленным ощущением было чувство перенесённой опасности, как будто застревание в подобном положении чем-то мне угрожало.
