Другой интересной особенностью, которую удалось заметить после анализа данных хронометража, стала корреляция между темами, затрагиваемых на сеансах психоанализа и резкими спадами моей деловой активности. Так, на графике за этот год есть явственная точка, где активность фактически обвалилась до минимума и продолжала держаться у нулевой отметки на протяжении нескольких недель.
Обсудив этот момент с аналитиком, мы обнаружили любопытное — неделя спада пришлась как раз на начало проработки новой (относительно) темы — так называемых «объектных отношений». Я хорошо помню этот момент. Тогда я как раз отправился отдыхать в Барселону, и там «неожиданно» меня накрыло по полной программе. Я ушёл в глубочайший штопор, переживая отчаянное одиночество, ненависть к себе и ко всему окружающему миру, который всё никак не может мне помочь.
В какой-то момент я был близок к полному разрыву отношений с аналитиком, обрыву всех связей и «полной перезагрузке» своего внутреннего мира. Это был кризис, и, как водится, именно кризис, разрешившись, принёс новое понимание. Тогда я в действительности начал осознавать, насколько похоже я реагирую на неудачи в отношениях с близкими, друзьями, работами и работодателями, а также и целыми народами и странами.
Проще говоря, мои отношения с Барселоной фактически ничем не отличаются от моих отношений с любимой женщиной. Мои отношения с работодателями очень похожи на отношения с учителями. Моя связь с аналитиком тоже сильно смахивает на крепкую дружбу. И все они как-то подозрительно напоминают отношения в моей семье.
Мне стоило огромного труда и невероятных усилий не поступить привычным способом. Не изгнать «провинившегося» участника отношений навечно, не разорвать все связи, не обнулить все ожидания. Мне потребовалось всё умение созерцания и отвязывания от момента, всё здравомыслие и вся воля, чтобы позволить себе прожить ситуацию по-новому, столкнуться со всей глубиной переживания своей отверженности и бездонного одиночества не испугавшись, не шарахнувшись в какую-либо из крайностей, не умирая и не наказывая себя за «ошибку».
Стоит ли удивляться, что после этого я был выжат, как лимон. «Дело» уступило место «бездействию» — пассивному ничего-неделанию, которое, очевидно, включает в себя активность другого уровня. Всё это время что-то варилось в глубинном моём котле, перестраивая нечто более существенное, чем просто мысль.
Затем меня отпустило, и я взялся за решение насущных вопросов. «Дело» снова вернулось к прежней норме.
