Практикующих медитацию предупреждают не придавать слишком большого значения ощущению, будто мыслей в голове при выполнении практик становится даже больше. На самом деле их количество не изменяется, просто всё невидимое ранее становится вдруг видимым. Могу лишь рассказать, что сам я оказался сражён осознанием изобилия страха, пронизывающим до основания всё моё существо. Буквально всё, что бы я ни делал, оказывается сопряжено с переживанием опасности и ожиданием неведомого, но неотвратимого, наказания.
Каждый мой шаг в неизведанное — это нарушение необъяснённого запрета, кара за которое рано или поздно найдёт меня. Я жду это наказание, я сам постоянно обвиняю себя, чтобы не пропустить ненароком момент, когда вольно или невольно преступлю незримую границу. Я превращаюсь в постоянно занятый рассмотрением дел и вынесением вердиктов суд, в производство которого попадают все сделанные и запланированные мои шаги. Приговоры выносятся один за одним: «В уходе с работы и причинении беспокойства родителям — виновен», «В желании адовых мук соседям алкоголикам — виновен», «В романтизации своей жизни и непрактичности — виновен», «В желании счастья для себя и уклонении от посвящения себя Общественному — виновен», «В небрежно брошенном взгляде, причинившему беспокойство окружающим — виновен». Виновен, виновен, виновен, виновен…
Нарушение каждого запрета влечёт за собой обжигающий удар электрошока, поэтому я иду по жизни, дымясь. Проще всего, конечно же, забиться в укромное местечко, ограничить свою жизнь проверенно безопасным маршрутом, задать определённый набор правил, которые довольно просто не нарушать, и не встречаться больше с необходимостью переживать боль само-наказания. И я пробовал пожить так, и на какие-то десять лет действительно погрузился в некое подобие комфортного забытья, но… Наверное, я действительно родился слишком глубоко, потому что всё это время я не переставал слышать стон пленённого, стреноженного живого, плач его и мольбу об освобождении.
Пока что я не знаю, что будет дальше. Пока что у меня нет полной уверенности в том, что я смогу насовсем избавиться от пут этого всепроникающего страха и давления вездесущей вины. Пока я могу лишь принять данность такого моего устройства и хотя бы не корить себя за приступы паники, растерянности и отчаяния. Наоборот, теперь, уже зная цену каждого своего шага, я могу пытаться поддерживать себя самостоятельно, искренне благодарить себя за каждый подвиг, утешать и поддерживать себя в таком непростом пути.
