Впечатления о Штатах. Часть 6. Перелёт в Чикаго или Сны и драгоценные змеи

Ночью похолодало, так что плед оказался совершенно не лишним. По информации, которую время от времени выводили на экраны телевизоров, за бортом было что-то около минус пятидесяти градусов по Цельсию, и мысль об этом тоже не согревала. Я уже подумывал было достать-таки старательно утрамбованную в багажный отсек куртку, но, устроившись получше под пледом, я пригрелся и успокоился. За окном проплывали еле различимые в темноте облака, вдалеке угадывалась линия горизонта — большего нельзя было разобрать при всём желании. Лёжа под пледом в полумраке салона, заполненного спящими и дремлющими пассажирами, стало как-то очень уютно. Время от времени по салону проходили стюардессы, с сильным запозданием реагируя на вызовы некоторых неугомонных пассажиров. Пару раз мне даже удалось услышать негромкий звуковой сигнал (которым по всей видимости сопровождается вызов), идущий откуда-то из служебных помещений. Тихим он был, конечно же, в салоне — в самих «помещениях» он должен был быть существенно громче. Впрочем, судя по всему, громкости его всё равно не хватало на то, чтобы разбудить дремлющих стюардесс. В голове неспешно роились неуклюжие мысли, изредка сталкивались друг с другом и вяло расползались по своим углам. Всплывали какие-то смутные ощущения и образы, возможно отголоски недавнего транса.

В какой-то момент я понял, что засыпаю. Возможно потому, что уже в третий раз клюнул носом, а может быть от того, что мне вдруг приснился сон. Мимолётный, не запомнившийся, оставивший лишь едва уловимый след в сознании. Спать же в мои планы не входило — я был в твёрдой решимости в кратчайшие сроки перебороть «jet lag», так что мне было крайне необходимо продержаться без сна до наступления ночи в Штатах. Оценив обстановку, я понял, что сделать это будет непросто. Всё вокруг просто-таки навевало сон и убаюкивало. Нужно было срочно чем-то заняться. Из книг у меня с собой был только Седжевик — прямо скажем, не самое подходящее чтение в ночи, да и добраться до него, не разбудив мою соседку (а быть может и ещё половину салона) было нельзя. К моей радости вскоре по местному телевидению начался фильм — «Поцелуй на удачу». Этот фильм я не видел, только лишь собирался как-то посмотреть, да руки не дошли, так что получилось удачно.

Фильм оказался вполне подходящий. Довольно увлекательная, не напрягающая комедия, возможно и не шедевр, но со своей задачей-минимумом справившаяся на отлично — я не уснул. Кажется, даже смеялся — точно уже, правда, не помню. По мере того, как увеличивалось время моего беспрерывного бодрствования, воспоминания мои становились всё менее четкими, да и мои действия становились всё менее ловкими и уверенными, как обнаружилось чуть позже. С другой стороны, всё сильнее ощущался лёгкий эффект «изменённого состояния сознания», наступающий иногда из-за сильного недосыпания. Я думаю, большинство людей сталкивалось с этим чувством в какие-то периоды своей жизни. Неожиданные ночные озарения, вдохновение, ощущение нереальности и сказочности происходящего вокруг. Иной раз эффект наступает после суток, иной раз после нескольких, но всё же мне кажется, что это чувство должно быть знакомо многим.

Человек по мере взросления учится издеваться над своим организмом и достигает в этом порою изрядных успехов. Напряженная сессия, сдача «хвостов», аврал на работе или просто затянувшаяся вечеринка — в жизни всегда есть место для ночных бдений. И вот, заучившийся студент, проезжая в автобусе по своему обычному маршруту, вдруг начинает видеть в пейзаже за окном какую-то особую, невидимую ранее красоту, замечать какие-то новые детали, штрихи, блики — видеть композицию там, где до этого было лишь сборище обыденных предметов. Или же праздный гуляка во время чересчур продолжительного веселья вдруг озаряется какой-нибудь удивительной мыслью, вроде понимания того, насколько близки могут быть люди и веселы, когда не терзают их проблемы и непонимание. Или же допоздна засидевшийся работник, который день бьющийся над какой-либо проблемой, вдруг придумывает совершенно неочевидное, красивое решение, находит ответ для неразрешимой ранее задачи, понимает что нужно изменить или добавить к прежней работе; а может вдруг глубже проникает в смысл своего дела, в его сущность, так что потом уже выходит на следующий профессиональный уровень. Все эти открытия, как правило, чрезвычайно личны, так что человеку иной раз бывает за них даже немного неловко. Но от этого они не становятся менее важными, значимыми. При всей своей кажущейся глупости и неуклюжести они являются своего рода мостами между сознанием и подсознательным, делающими личность более цельной и гармоничной.

И вот, одно из таких «персональных озарений» посетило и меня. Довольно простая мысль о том, что если люди настроены помочь друг другу, они найдут способ это сделать, и даже языковой барьер им не сможет помешать. А языковые сложности подстерегают поначалу в совершенно неожиданных местах. Например, когда мне понадобилось спросить, где здесь находится туалет, я вдруг неожиданно понял, что не знаю, какое слово выбрать. Слово «toilet» почему-то казалось неуместным, с другой стороны слово «bathroom» вообще никак не вязалось с контекстом полётов в самолёте. В конце концов в голову стали лезть совершенно уж дикие конструкции вроде «комнаты для мальчиков», но, к счастью, стюардесса, видя моё лингвистическое замешательство, просто указала рукой в нужном направлении. Думаю, если бы я на самом деле искал кабину пилота, меня бы ожидало интересное и удивительное открытие. С туалетами в английском языке, вообще говоря, есть некоторая неразбериха. Toilet, lavatory, restroom, WC — всё это, собственно, туалеты. Только в разных местах они называются по-разному. И все их виды встречаются по дороге в Штаты — не мудрено и запутаться.

Через какое-то время пришла пора заполнять иммиграционную карту. К этому моменту силы мои уже были изрядно подорваны борьбой со сном. Получив анкету и просмотрев два раза ролик о её заполнении (чрезвычайно подробный, огромное спасибо его составителям), я обнаружил, что у меня нету ручки. Ручка конечно же осталась в сумке, которую я забросил наверх, соседка моя по-прежнему мирно и безмятежно спала, так что будить её (особенно после инцидента за обедом) мне казалось просто свинством. Поэтому я решил попросить помощи у пары американцев сзади. Усталость и отсутствие сна сделали своё дело, и то что я выдал в результате — было очень слабо разбираемо. Дело не в английском, нет. Если бы я сказал то же самое по-русски, меня бы всё равно вряд ли кто-нибудь понял. Впрочем, основную суть мне всё же удалось донести: «Do you need a pen?», спросил американец. Я утвердительно промычал. В результате я разжился ручкой, которая, правда, по правилам абсолютно не годилась для заполнения анкеты.

Первый бланк я, конечно же, запорол. То ли в глазах уже всё сливалось, то ли строчки и впрямь были напечатаны не слишком удачно, но что-то я вписал не туда. Моя соседка как раз проснулась (удача!), и я сходил за новым бланком, заодно поменяв всё же ручку. Поскольку всё остальное, кроме этой злосчастной строчки, было заполнено правильно, мне нужно было лишь скопировать прежний бланк в новый, так что я не сразу заметил, что ухватил бланк на немецком языке. Сил уже не было, и я махнул на это дело рукой, решив что «и так сойдёт». Другое интересное обстоятельство заключалось в том, что я почему-то был твёрдо уверен, что сейчас 2007 год. Почему — не знаю, но весь перелёт, во все документы (включая эту самую иммиграционную карту и таможенную декларацию), я прилежно вносил 2007-ой вместо 2006-го. Обнаружил я это только намного позже, на следующий день после приземления. Впрочем, не буду забегать вперёд.

За окном тем временем произошли некоторые изменения. Но их уже довольно сложно выстроить в четкую последовательность событий — всё перемешалось и слилось в одно «обобщённое» воспоминание, из которого, тем не менее, можно выделить несколько цельных фрагментов. Одним из таких запомнившихся видов была «лунная дорожка» в облаках, навевающая фантастическое «и по-прежнему лучами серебрит простор луна», в который раз заставляя удивляться волшебству игры света. В какой-то момент в просвете облаков удалось увидеть часть Гренландии, или близлежащих островов — но слишком скоро просвет исчез, так что запомнились лишь контраст скал и снега и какие-то ледяные озёра. Что удивительно, но видно всё это было довольно хорошо, несмотря на ночь. Кажется, из-за лунного света. Тут уж я вовсе не рискну делать каких-то предположений — очень уж смазано я помню эту часть перелёта. Помню ещё много каких-то каньонов, оврагов или озёр.

По мере приближения к Чикаго облачность уменьшилась, и стало видно землю. Необычайно красиво смотрелись ночные дороги — полоса света, полупрозрачная, причудливо изогнувшаяся, словно змея, лежала на чёрной земле, и тело её горело тысячами всполохов и искорок. Присмотревшись, можно было разобрать зажжённые фонарные столбы и переключающиеся светофоры. «Змей» было довольно много — каждая, как правило, заканчивалась широкой россыпью искр — должно быть, каким-нибудь городишком или просто стоянкой — я этого не знаю. Иногда змея поворачивала к берегу океана и рассыпалась полукругом вдоль берега. Всё лучше становилось видно, из чего состоит змеиное тело, всё больше деталей — мы начинали потихоньку снижаться.

Змей становилось всё больше, они всё удлинялись и, кажется, вовсе не собирались прекращаться. Я следил за их движениями и изгибами, словно заворожённый (с детства просто обожаю ночные огни и игру света в темноте). Вдруг, совершенно неожиданно, все змеи вдруг закончили свой путь в одной огромной россыпи света. Будто реки, состоящие из драгоценных камней и волшебных огоньков, разом впали в бескрайний океан и светом своим озарили небо и землю вокруг. Огни Чикаго распростёрлись до горизонта и казалось, будто это не город, а целый остров, украшенный неизвестным мастером светового дизайна. Впрочем, подлетев ближе, можно заметить, что фантазии у архитектора этого «острова» хватало не всегда, и он просто «штамповал» одинаковые элементы. Дом, дерево, лужайка, забор, один фонарь, второй фонарь; дом, дерево, лужайка… Хотя, быть может, в этом был какой-то замысел, не видимый под этим углом и с такого расстояния, как не видно изображения картины человеку, пристально всматривающемуся в её край. Чем дальше мы продвигались над этим полем огней, тем сильнее становилось ощущение, что я знаю инструмент, которым создавалась эта картина. Я вдруг совершенно отчётливо ощутил себя в Sim City. Чрезвычайно аккуратные, будто точёные, элементики — домики, деревца, дороги, фонарики, машинки — всё это наводило мысли о компьютерной графике и градостроительных симуляторах. Почему-то ощущение усиливалось от двух, совершенно одинаковых на вид, бейсбольных полей. Поля были ярко освещены — должно быть, там проходили какие-то игры. Приглядевшись, можно было заметить на поле какие-то точки — возможно это игроки, а может быть просто плод разыгравшегося воображения. Ещё одно сооружение бросалось в глаза и наводило на мысль о вкладе аэропутешествий в развитие научной и прочей фантастики, в частности компьютерных игр. Где-то недалеко от побережья, чуть-чуть углубившись в город, стояла пара небоскрёбов. Выглядели они мрачными иссиня-чёрными пятнами на фоне города, с еле заметными черточками окошек, будто два гигантских неестественных улья с непременно ужасными обитателями.

Однако вскоре мои наблюдения прервалось довольно бесцеремонным образом — самолёт сделал крен на разворот. Оторвавшись от окна, я заметил, что по телевизорам транслируют ролик «как не заблудиться в чикагском аэропорту» и в спешке надел наушники, чтобы услышать только «… вы просмотрели ролик, и теперь абсолютно точно, ни за что и никогда не заблудитесь!». Правда, в заключение был ещё дан совет внимательно следить за вездесущими указателями — они, дескать, безошибочно направят вас в нужное место. Итак, мне предстояло одолеть последний этап моего перелёта, совершив пересадку в одном из крупнейших аэропортов США.

Продолжение следует…