Медленно, вдумчиво читаю «Flow», много думаю. Как-то так получается, что эта книга становится своего рода «адвокатом меня», возвращая значение обесцененному, позволяя иначе взглянуть на то, что я всегда считал своими слабостями. Взять, к примеру, хотя бы тот же блог. Ненужное, не приносящее материальных благ, времяпровождение. Пустая трата времени. Однако, как справедливо отметил Михайя, первичная цель этого занятия всё же несколько иная. Прежде всего это борьба с внутренней энтропией. Обращение внутреннего взора к своим чувствам и выражение их в тексте — это дисциплинированное упорядочение своей субъективной вселенной, усиление, очищение своего я.
В книге вообще нашлось много для меня интересного. Помимо всего прочего, по ней мне в некоторой степени удалось определить своё положение на шкале человеческого счастья и гармоничности, а так же в осознать, что в принципе может быть и иначе, что мой способ жизни не единственный и, вообще говоря, не нормальный. Конечно, об этом я слышал уже далеко не раз, но сейчас начал по чуть-чуть действительно проникать в эту мысль.
Вообще, понимание — такая забавная штука; кого о чём ни спроси — все всё знают. Да и я последние пару лет работаю исключительно с вещами, которые «уже знал». Однако моё нынешнее знание и знание двухлетней давности отличаются друг от друга порой как небо и земля. Взять хотя бы тезис о влиянии родительского воспитания на формирование личности. Да, я «знал» об этом, слышал, в моём уме была такая теория. Однако теперь я просто заглядываю в себя и «вижу» эту взаимосвязь напрямую. Я вижу свою отчаянную потребность в любви и вижу всё разнообразие попыток её добиться.
Я вижу все обиды, всю печаль и всю боль, которые вызывало во мне отдаление, охлаждение отца, терзания, вызываемые постоянной войной между родителями, неспособностью принять чью-то сторону в противостоянии того, что должно быть единством. Я вижу, как учился быть неуверенным, как откликался на предложения поиска своей собственной вины. Вижу запреты, которые долгое время мешали мне добраться до этих безжалостных схем. Вижу, как раз за разом жестоко подавлялась моя воля взамен на повиновение воле внешней.
Писательство, мечты, мифотворчество — мои основные стратегии выживания. Сейчас, исследуя своё внутреннее пространство, частенько приходится удивляться. Например, тому, что в нём присутствуют сцены счастливого детства. Однако все они — заимствованные. Это либо сказки, либо мультики, либо моя собственная выдумка.
Во мне есть образы бесконечно красивых и любящих женщин, есть бескрайние свободные от всех ограничений миры, яркие краски, гонки и приключения. Очень многое я пережил внутри себя, ничего не выпуская наружу. Буквально на днях в душе перед моими глазами проплыла притча о мальчике, которого заботливые родители, защищая от непредсказуемости внешнего мира поместили в нечто вроде вольера, обнесённого колючей проволокой. Но мальчик был живой, активный, его постоянно манила какая-то далёкая звезда, и он постоянно ранил себя, натыкаясь на заграждение. Тогда мама и папа решили ещё больше обезопасить ребёнка, накинув на его шею петлю, затягивающуюся всякий раз, стоит приблизиться к забору.
После многих бесплотных попыток вырваться, мальчик, казалось, смирился. Потухли глаза, пропало желание что-либо делать, исчезли задор и азарт. Мальчик стал послушно выполнять то, что ему говорят. Но только звезда не перестала звать. И теперь зов этой звезды становился всё громче. Теперь он становился терзающим и мучительным. Мальчик ворочался во сне, терял покой и сон, становился нервным и раздражительным. Начал беспокойно метаться по своей клетке. В конце концов боль стала настолько невыносимой, что он, обезумев, попёр на пролом, наплевав на удушение, на впивающиеся в плоть острия, на истошные крики родителей. Еле живой, мальчик выбрался из своей колыбели, и долгое время его никто не видел.
Затем мальчик вернулся в виде израненного хромающего уродца, и первое, что сделали родители, увидев его на пороге своего дома, это набросились на него с обвинениями. «Посмотри, что ты сделал с собой! Слушайся нас, ты бы никогда не стал таким чудовищем! На тебя же больно смотреть».
Тут я немного засомневался было в концовке этой притчи. Кажется, я не знаю ещё доподлинно, чем она закончилась. Но, тем не менее, сейчас я бы закончил её таким образом. Мальчик постоял на пороге какое-то время и сказал, что родители могут говорить о нём что угодно, обзывать его какими угодно словами и вообще делать всё, что им заблагорассудится. Кажется, он так и не поверил до конца, что может хоть что-то изменить в поведении своих родителей. Однако, если им вдруг понадобится помощь, то он будет неподалёку. И ушёл восвояси.
Пришла и ушла. И нигде я её не записал.
