Такой соблазн всё время восстанавливать равновесие, возвращая себя в состояние умиротворённости и свободы, держась вдали от громыхающих смерчей, ледяных дождей и раскалённого пекла. Так хочется принять состояние безмятежности и эйфорической рассеянности за изначальную точку отсчёта, отождествить с ней искомое, найти в них безвременное пристанище и обитель. И с такой неохотой порой приходится снова хлестать себя по щекам, выбираться из вязкой патоки наркотического счастья на напряжённые перекрёстки дорог со всеми их ветрами, непогодой и расстояниями. Но ясность мысли, так удачно рассеявшая ужасы ночи, не в состоянии прятаться днём. Невозможно больше смотреть и не видеть. Хочешь не хочешь, но картина следствий неизбежно проявится в уме с кристальной неотвратимой чёткостью, и данный момент снова превратится в выбор. Сделать — не сделать, проебать — не проебать, пожить как следует или занудно снести своё тело в могилу подобно миллионам других унылых безликих анонимусов.
И потому с ленцой отрываешь свою жопу от метафизического дивана и отправляешь сознание облизывать края горячей ещё звёздной каши, дуть на сгустки свежей раскалённой плазмы, балансировать на орбитах гравитационных аномалий, вглядываться в плотное, освещать заброшенное, распутывать узлы, вмещать в себя силу и мощь рвущихся в глубине сверхновых, успокаивать плачущих жёлтых карликов и усмирять нетерпеливую дрожь голубых гигантов.
Потому что иначе всё вернётся на круги своя. Потому что невозможно ничего удержать. Потому что нельзя отделить день от ночи и признать свет, отрицая и пугаясь театра порождённых им теней.
Потому что если ты хочешь видеть, ты будешь вынужден видеть всё.
