Другое чувство, в которое я сейчас погружён — это любовь. Точнее, воспоминание, тоска по любви. Любви, принесшей мне столько страдания, что мне пришлось запереть их в чулане вместе и подпереть дверь статуей поверженого Ленина (сознание — такая интересная штука, очень много в ней всякого разнообразного разной степени ненужности).
Сейчас же я открыл эту дверь и наблюдаю за помещённым туда пламенем. Оно жжёт мою душу, заставляет её стенать и плакать, источать океаны всепоглощающей тоски и печали.
Мне кажется, именна эта способность является основным моим терапевтическим достижением. Умением просто наблюдать этот пожар, не метаться под его воздействием, держать глаза открытыми, насколько бы неприятным не было то, что я могу там увидеть.
Однако иначе никак. Никак иначе не освободить своё чувство любви от обиды к несуществующему, хотя и обозначенному в реальности человеку.
Но боже, до чего же это красиво. Настолько, что я задыхаюсь и слёзы наворачиваются на глаза.
Я думаю, что красота — это маркер желания. Всё, что мы хотим, становится вдруг безумно красивым.
К слову, именна эта история заставляет меня сомневаться в легитимности животной детерминированности чувства любви, всего этого альфа-самцового доминирования, выбора самочки в первые тридцать секунд и далее, и более.
Просто потому, что я отлично помню, как человек меня не интересовал, не привлекал физически изначально, однако же по мере сближения, длившегося около года, вдруг становился всё более важным, всё более красивым, всё более желанным. А потом оказалось, что жить без неё у меня уже не получается.
