Здравствуй, друг мой. Знаю, что давно не писал тебе, и в этом безумно виноват пред тобою. На то были свои причины, впрочем до конца самому мне не ясные. После моего возвращения из Японии я совсем не мог ничего писать, словно бы вовсе разучился это делать. Многое изменилось во мне за этот короткий промежуток времени. Изменилось не на сознательном, но на каком-то ином уровне. Моё существо пережило нечто такое, к чему совершенно не было готово, о чём не знало, не подозревало, не думало и не гадало. При этом всё это чрезвычайно сложно передать словами.
Сейчас я нахожусь в странном положении. Друзья перед моим отъездом намекнули мне о том, что неплохо было бы написать пространный рассказ о всём, что мне предстоит пережить. Помню, тогда мне это показалось хорошей идеей, хотя моей истинной целью было исключительно участие в сессине, приобретение духовного опыта.
Однако же, по мере прохождения этого пути, само существо моё было поставлено на грань выживания и вынуждено было драматически измениться, дабы не погибнуть. Ему пришлось отчаянно избавляться от балласта, чтобы выдержать этот безумный ритм, отбросить всё лишнее, всё ненужное, всё, что может только задержать и навредить одной простой цели — остаться в состоянии бытия.
Писательство моё оказалось среди подобных ненужных вещей. Мне кажется, ранее тексты были для меня опорой в моей жизни, костылём, без которого не получалось мне идти по миру, распутывать дебри своего беспокойного ума; знакомым и сложившимся естественным образом, проверенным средством избавления от терзающих мою душу противоречий.
Иной способ жизни был просто незнаком мне. Писать меня вынуждала потребность, опасность, борьба за целостность и здравость моего рассудка. Однако же теперь мне доступны иные способы жить, не нуждающиеся в подобных посредниках. И поэтому сейчас я часто пребываю в растерянности, ибо страхов моих всё меньше, а внутренних позывов делать что-то не так уж и много, так что мне далеко не всегда ясно, чем же мне следует заниматься.
Думаю, впрочем, что состояние это временное и вскорости жизнь моя снова станет неуловимо иной, как это уже бывало в прошлом.
Какой именно она будет, я не возьмусь утверждать.
