Разрешению практически всех критических ситуаций в моей жизни предшествовали сны. Так, когда я впервые ехал на собеседование в Штаты, волновался и нервничал, пачками жрал ноотропы и ещё больше нервничал, во время одной из первых неумелых попыткок медитации в моём больном уме вспыхнул яркий образ, кусочек обыденной американской жизни, плотно пропитанный всевозможной информацией. Сама сцена была необычайно короткой — папа с дочкой выезжают из своего дома в город, но знание, заключённое в этой сцене было для меня необычайно важным. Тогда я понял, что жизнь «там» возможна, что это такая же точно жизнь, как и везде, и что бояться, в принципе, нечего — откровение наподобие Стинговского «Russians love their children too».
Когда меня пригласили на работу в Голландию, мне приснилось, что я еду со своими друзьями на машине, и что мне приходится её вести, хотя я совершенно не умею этого делать, но иначе никак нельзя. Я обливаюсь потом, мне ужасно страшно, моя голова вдавлена в плечи, я кое как крадусь возле обочины и надеюсь, что меня никто не заметит. Кажется, я даже как-то проезжаю мимо гаишника, и вроде бы даже успешно, но точно уже не помню. Этот парализующий всепоглощающий страх пришёл в движение вместе с тем, как я начал двигать понемножку свою жизнь.
Другой знаковой фантазией была мечта о том, что вот я сижу такой в своём офисе, чирикаю в блокноте по-привычке, а тут проходящий мимо просвещённый голландец (отчего-то тогда я считал их такими), замечает мои рисунки, и говорит — ба, да ты же у нас художник, дай-ка я покажу твои рисунки… И понеслась! Новая, интересная, богемно-творческая жизнь!
Помню ещё один знаковый сон — я лежу в какой-то странной позе, с закинутой головой, не шевелясь, и слушаю разговор двух стариков в соседних креслах-качалках. Они говорят о чём-то невесёлом, жалобы на жизнь, на то, что никто не приходит проведать. В один из моментов кто-то из них спрашивает: «А он там как?» «Он-то? Похоже, уже таять начал». В этот миг я понимаю, что с кончиков моих пальцев что-то капает на пол, а сам я не могу двинуться с места. Проснулся тогда я от странного толчка в ногу и с воспоминанием о какой-то предшествующей зелёной вспышке, как будто меня что-то выбросило на поверхность из невероятной глубины. Не знаю, что это было.
Вообще, сны с расстройством координации — отдельная категория среди моих видений. Они всегда какие-то странные, нескладные, неуместные и непонятные. Так, однажды мне приснилось, что я лежу, упёршись взглядом в заросли каких-то экзотических растений, расположенных в оранжерее помещения, по косвенным признакам напоминающего театр, а над ухом нестерпимо громко орёт классическая музыка. Вообще, у этого сна была мимолётная интерпретация, быстренько подчиканная внутренним цензором в силу некоторой её потенциальной опасности. Интерпретация гласила, что я мёртв. Любопытно, что в жизни я реально очень плохо переношу классику. Джаз, электроника — пожалуйста, но классика — это никак нет.
Другой «расстроенный» сон приснился мне в ночь перед лекцией Его Святейшества Далай Ламы XIV. Выплыв на время из неглубокого сна я понял, что моё зрение упирается в край какой-то синей плоскости, как будто бы я вплотную подлетел к небу, а оно оказалось отображением на телевизоре. Потупив какое-то время на этой плоскости, я обнаружил, что вдоль неё можно двигаться, и тогда наконец уснул. Эта ночь вообще была странной — я ужасно волновался, ужасно волновались мои родители, переживая, что на его святейшество могут случиться всевозможные покушения и тому подобное. Некоторые из моих друзей не пришли по разным причинам. Да и сама лекция протекала очень неровно. Но сейчас не об этом.
Очень интересный сон приснился на излёте очень запутанных и сложных отношений. То есть, запутанными и сложными те отношения были ровно до этого сна. Во сне же происходящее было развёрнуто совершенно безжалостным образом, с расставлением всевозможных смысловых акцентов и ролей участников драмы. Особенностью этого сна была его режиссура — всё происходящее было фильмом, в котором сменялись сцены, над которыми парила камера, выхватывая крупные планы, снимая общие виды, там были паузы, отбивки и тому подобное.
Ещё один интересный сон приснился на пике страха перед становлением на путь творчества — также короткий, пропитанный до края информацией. Там было всего одно действие — я, стоя на ступеньках своего дома, надеваю в задумчивости перчатку. В это время в моей голове находится целый ворох мыслей — я знаю, что знаменит, я знаю, что меня разрывают на части проблемы, я знаю, что в одной из квартир за моей спиной лежит женщина, с которой у меня всё ужасно непросто, и я знаю, что я не достиг счастья и недоволен своей жизнью, растерзан, угнетён и раздражён.
Бывают ещё и полусны, когда не поймёшь, что это было — то ли сон, то ли фантазия. Время от времени, в полудрёме на рассвете или закате я могу услышать, как кто-то шёпотом (очень громким шёпотом) зовёт меня по имени, и тогда я резко просыпаюсь и прихожу в себя, и долго не могу понять — приснилось мне или кто-то в дествительности меня звал.
Но чаще во сне я просто думаю. Долго и напряжённо, во всю силу пытаюсь придумать выходы из всех возможных в моей жизни лавушек, и до сих пор мало чего могу с этим поделать.
Я это к чему? Завтра выставка, интересно — приснится чего-нибудь?
