Иногда я чувствую себя слоном в посудной лавке. Работая над собой, я размотал довольно много причин и следствий, прошёл через множество отчаянно непростых моментов, когда стрелки твоего «Я» с хрустом переламываются в местах невидимых сочленений, чтобы впоследствии соединиться с частью другого, неизвестного тебе пока маршрута. Но я никогда не учился искусству общения с окружающими, мною всегда двигала наивная вера в силу искренности, способной донести сообщение какой бы то ни было сложности кому угодно. Сейчас же, говоря, я чувствую, будто стреляю из пушки по хрупким хрустальным домикам, которые сооружают себе люди в качестве мировоззрения, ведь мало кто из них удосужился позаботиться хотя бы о фундаменте, не говоря уже о прочных надёжных стенах.
Поэтому, даже когда я прохожу мимо, становится страшно, что какой-нибудь их стоящих неподалёку шалашиков вдруг возьмёт и развалится, и обитатели их чувствуют эту угрозу, и смотрят недоборительно, а некоторые, что посмелее, достают своё жало и пытаются прогнать такого опасного чужака. Они ужасно злы и обижены, ведь я самим своим существованием намекаю им, что жилища их не такие уж крепкие, не такие надёжные, как им хотелось бы думать, от чего не могут они больше спокойно уснуть, вновь понимая, что правдами и неправдами выстроенная хибарка их может сложиться в любой момент, превращая бывшее спокойствие в ночной кошмар.
Но что мне делать? Я не хочу разрушать их спокойствие, не хочу лишать их крыши над головой, хотя и могу научить их строить дома понадёжнее. Но как мне поступать, если им больше нравится нападать на меня, когда сам вид и сила моя становятся им нестерпимы, и они бросаются на меня подобно коту, атакующему палку, считая её настоящей причиной своего раздражения, а не управляющего ей хулигана. Они негодуют, слыша уверенность в моём голосе, потому что им хотелось бы, чтобы все вокруг были бы так же неуверены и полны дрожи, как они сами, дабы не было у них причины желать себе большей силы. Что делать, если речь моя разносит их хижины в щепки, потому что нет в них никакой цельности и даже намёка на сцепление? Они убегают, в сердцах клеймя меня разрушителем, забывая, что сами же недавно вызывали меня на поединок.
Искренность моя играет против меня. Мне нужно научиться понимать, чего же на самом деле хотят маленькие эти люди, и не давать им сверх того, что могут они унести. Однако стоит ли мучиться угрызениями совести, если, наскочив на меня с разбегу, разобьют они себе лоб свой и ушибут они члены свои? Стоит ли тратить время своё на то, чтобы добыть их расположение, говоря им то, что хотят они слышать? Стоит ли вообще давать им вкушать от истины, потому что отравою делается истина для иллюзий?
Но ведь есть и другие. Есть те, кто тянется к тебе, несмотря на слабость свою, те, кто чувствует и хочет силы твоей, кто может использовать её для помощи в своём пути. Как быть с ними? Как понять, сколько можно дать им, а что заставит их корчиться в муках, потому что данное им непосильно было для сил их? Я хотел бы помочь им, но я горжусь ими и мне жалко их, потому что хорошо известно мне, что ещё предстоит им встретить на этом пути. Быть может, просто позволить им делать то, на что толкает их дух сердца своего, а самому продолжать двигаться туда, куда зовёт меня звезда моя?
