Фух, ну что же. Предварительные работы проведены, дальше дело только за тем, насколько мне удастся сохранять свою мотивацию. Собственный опыт сильно отличается от мыслей и разговоров, только сделав первый шаг ты начинаешь понимать масштабы стоящей задачи и сталкиваешься с действительными сложностями, которые необходимо преодолеть. А разговоры... Это просто разговоры.

В моей жизни был момент, когда мне пришлось вмазаться в эту истину со всей дури. Как сейчас помню, в Голландии, когда уже стало предельно ясно, что с поисками работы я не успеваю, на местной бирже труда мне предложили работу помощником пекаря в пиццерии. Ещё пару месяцев назад, спроси меня кто-нибудь, что я буду делать в подобной ситуации, я бы наверняка стал рассказывать, что трезво бы оценил ситуацию, взялся бы за временную работу, пока мне не удастся найти что-нибудь более подходящее, как я буду настойчиво добиваться своей цели, и прочее, и прочее, и прочее.

Почему я всем этим занимаюсь? Как тебе объяснить... Нет, это не идея и не какая-то обязанность, совсем нет, скорее наоборот. Просто однажды ты вдруг просыпаешься... тёплым. Понимаю, это звучит немного странно, но я не знаю, как ещё это можно описать. Оказывается, ты уже настолько забыл, каково это — просыпаться, будто укутанным с ног до головы заботливой теплотой, которой дышит всё твоё тело, просыпаться с улыбкой на губах и слышать, как в понемногу отступающем сне негромко звучит оптимистическая мелодия. Тогда ты понимаешь, чего был лишён всё это время, что все эти долгие-долгие дни и недели ты, оказывается, провёл в зимней спячке, и жизнь твоя была лишь бледным сном. И теперь ты просыпаешься, довольно потягиваешься, улыбаясь смотришь в окно, где только-только зарождается новый день, и... Знаешь, мне правда кажется, что ни один человек, которому довелось вспомнить себя вот таким, не захочет вовзращаться к прежнему существованию.

Как-то раз одна моя знакомая собралась жить в коробке. «У нас кризис, сокращения, понижения, — тараторила она. — Я боюсь, я совершенно не знаю, что делать!» Тогда я попросил её рассказать как можно подробнее, что же такого ужасного может с ней произойти. Вот тут и выяснилось, что прекрасно выглядящая, энергичная молодая женщина, менеджер с приличным стажем работы, в совершенстве владеющая английским и немецким языками, с опытом жизни за границей, богатой сетью ключевых контактов, собирается поселиться на вокзале в выброшенной на помойку коробке из-под холодильника. Это была настолько страшная история, что у девушки слёзы наворачивались на глаза, а голос её дрожал от отчаяния. Каждая деталь, каждая секунда этого рассказа были до краёв наполнены одиночеством, заброшенностью и бесконечной отверженностью.

Честно говоря, я с трудом сдерживал улыбку. Быть может даже, мне это и не удалось вовсе. Впрочем, проговорив все свои переживания вслух, абсурдность воображаемого апокалиптического сценария начала постепенно доходить и до нашей героини.

Чуть позже, когда в стране действительно грянет кризис, спокойствию этой девушки начнут удивляться окружающие. «Что позволяет тебе чувствовать себя настолько уверенно, когда вокруг происходят такие ужасные вещи?» — будут спрашивать они. «Что вы, — со сдержанной улыбкой ответит будущий высококлассный топ-менеджер, — со мной случались и гораздо более страшные вещи. Однажды, к примеру, я прожила целую жизнь в никому не нужной пустой коробке».

Понимаешь, всё дело в этой внутренней свободе. Не в деньгах, не в славе, не в известности — не в чём-то конкретном. Дело в гибкости, с которой ты можешь лавировать в этом потоке, становясь то мягким и податливым, будто перина, то жёстким и несгибаемым, как скала, то прозрачным и незаметным, как ветер, то плотным и непроницаемым, как бездонная ночь. Вся шутка именно в том, чтобы самому выбирать, каким быть в каждый ответственный момент своей жизни.

Всё дело в свободе, добиться которой можно, только отвязавшись от якоря. В этой лёгкости, с которой начинает двигаться твоё сознание, изящности его движений, подвижности, ясности, с которой ты начинаешь видеть направление, в котором следует сделать cвой очередной шаг.

Ты можешь плакать, можешь смеяться, можешь радоваться, можешь злиться, можешь бояться, можешь завидовать, можешь умиляться — всё это станет доступным тебе, ни одна из существующих красок не будет запрещена, ты сможешь пользоваться всеми, и ничто более не станет для тебя клеткой, но всё будет отныне частью твоего дома.

Это так... Эх, как же мне тебе объяснить?

Пока где-то там внутри меня усердно куётся контент, расскажу-ка я вам одну историю, чтобы не так скучно было ждать.

Так вот. Когда-то, давным давно, в моей, как мне уже упорно кажется, прошлой жизни, была у меня мечта. Мечта не осознаваемая, не понимаемая, но сильная-пресильная. Мне до ужаса, нестерпимо, отчаянно хотелось куда-нибудь уехать, так чтобы разом стало хорошо и привольно, чтобы в грудь с каждым вдохом вливался чарующий воздух свободы, чтобы глаз повсеместно встречал блеск всей суммы прогрессивных достижений человечества, чтобы гордость переполняла грудину, и чтобы хотелось немедленно выкрикнуть на весь белый свет: «Эге-ге-ге-гееей!»

Меняюсь. Потихоньку, помаленьку, как мне кажется, хотя всё, конечно же, относительно. Создаю по чуть-чуть своё личное пространство, закрытое и недоступное посторонним. Времена, когда я был обязан дать ответ на любой заданный мне вопрос, остаются в прошлом. Изменения происходят постепенно, поэтому их сразу и не замечаешь. Только оказавшись в критической ситуации вдруг видишь, что разруливаешь её намного легче, чем раньше.

Меня всё сложнее задеть, потому что всю лежащую на поверхности боль я уже проработал. Моё внутреннее пространство расширилось, и теперь способно вмещать, удерживать и рассеивать эмоции чрезвычайно высокого накала, при этом оставляя достаточно пространства для манёвра.

Меня сложнее запутать, потому что вес моего знания значительно вырос, и я легко могу вернуться к нему сквозь любые, даже самые мудрёные хитросплетения.

Я легче переношу смену обстановки, условий и правил игры; моё сознание стало гораздо мобильнее и легче, ни одна цель больше не держит меня мёртвой хваткой, я могу отвязаться от чего угодно и оперативно сменить направление.

Меня практически невозможно напугать, потому что я прошёл уже многими страшными путями и научился видеть в страхе союзника.

Я ценю любые сильные эмоции, потому что они несут гигантское количество информации обо мне и о моих ранее незамеченных ограничениях. Эмоции, любые эмоции — это пища каждого, кто всерьёз работает над собой. Если вы хотите мной поманипулировать, потроллить, оскорбить или чего-нибудь там разжечь, вам следует поторопиться. Пока что это возможно, но вероятность успеха снижается с каждым днём.

С определённого момента всё, происходящее со мной в жизни, превратилось в источник силы и знания. С тех пор, что бы я ни делал, во всём появился смысл. В моей жизни больше не существует ошибок, потому как я знаю, что любые цели — лишь путеводные звёзды, значение имеет только работа, проделанная твоим собственным духом во время движения по пути.

В этом мире у каждого своя битва. Любого, отважившегося пуститься на поиски себя, ждёт своё собственное войско Мары, армия персональных демонов, церберов, ревностно охраняющих клетку личной ограниченности. Каждый, ищущий освобождения, рано или поздно примет бой.

Одним из моих персональных мучителей стала Рациональность, и мне пришлось одолеть её для того, чтобы начать жить. Конечно, это было непросто, несмотря на то, что сейчас решение проблемы видится простым и очевидным, как и всякий пройденный и знакомый путь.

Я никогда не собирался становиться философом. Меня никогда особенно не занимали вопросы культуры и искусствоведения. Тем не менее, мой поиск привёл меня туда, где все эти области загадочным образом переплетаются. Решая свои внутренние проблемы, отвечая на тяжёлые и неудобные вопросы в попытке сделать свою жизнь чуть менее невыносимой, в какой-то момент я, к своему удивлению, обнаружил, что из ответов на эти вопросы как раз и произрастает дерево науки философии и строится тело искусства и культуры. Сейчас же я нахожусь в странном положении — с одной стороны, я владею крепко проработанным фундаментом, с другой — очень слабо знаю, что там из него успело нарасти в окружающей текущей действительности.

Поэтому передо мной стоит вполне актуальный вопрос — стоит ли заниматься сейчас изучением искусства? Что может дать мне это знание с учётом того, что я уже успел узнать? Какой цели поможет достичь?

После моего опыта с фотошколой я в серьёзном сомнении.

Расчитывать на поддержку — рискованно, здесь, очевидно, лучше полагаться на свои собственные силы. Психоанализ и буддизм очень неплохо справляются с задачей, пусть и небыстро.

Практический навык — не очевидно, но возможно. Фотошкола так и не научила меня не запарывать снимки, но в то же время научила не бояться студии. О стрит-фотографии же были только разговоры, преодоление страха перед контактом с незнакомыми людьми осталось лежать на учениках.

Обеспечить себе успех и признание никаким обучением невозможно.

Узнать общепринятое мнение об искусстве — возможно, но пока неясно зачем, и непонятно, как именно обучение в учреждении может улучшить качество такого знания в сравнении с само-образованием (книги по искусству доступны). Если бы я планировал становиться экспертом и торговать предметами искусства — это знание было бы критическим. Пока что в планах нет.

Просто же от абстрактного думания уже болит голова. В последнее время я всё же предпочитаю размышление более стратегическое и сфокусированное, потому как умствование так или иначе тоже является пожирателем ресурсов и времени.

В общем, пока отдохну немного и переключусь на более актуальные вопросы, а там посмотрим.

Наконец-то. Вялотекущее противостояние мнений, называемое в минской фотошколе обучением, разразилось финальным сражением. Средства нападения противника — тотальный игнор и мелкие неудобства — лежащий на полу в углу комнаты стенд (на полу лежали все работы — их не удалось развесить из-за никудышного двустороннего скотча), полное отстутсвие голосов преподавательского состава, выступление последним номером на защите работы. Средства обороны — голоса зрительских симпатий, дискурс и последовавшая за выступлением дискуссия, спор и обезвреживание аргументации противодейтсвующей стороны.

Разрешению практически всех критических ситуаций в моей жизни предшествовали сны. Так, когда я впервые ехал на собеседование в Штаты, волновался и нервничал, пачками жрал ноотропы и ещё больше нервничал, во время одной из первых неумелых попыткок медитации в моём больном уме вспыхнул яркий образ, кусочек обыденной американской жизни, плотно пропитанный всевозможной информацией. Сама сцена была необычайно короткой — папа с дочкой выезжают из своего дома в город, но знание, заключённое в этой сцене было для меня необычайно важным. Тогда я понял, что жизнь «там» возможна, что это такая же точно жизнь, как и везде, и что бояться, в принципе, нечего — откровение наподобие Стинговского «Russians love their children too».

Когда меня пригласили на работу в Голландию, мне приснилось, что я еду со своими друзьями на машине, и что мне приходится её вести, хотя я совершенно не умею этого делать, но иначе никак нельзя. Я обливаюсь потом, мне ужасно страшно, моя голова вдавлена в плечи, я кое как крадусь возле обочины и надеюсь, что меня никто не заметит. Кажется, я даже как-то проезжаю мимо гаишника, и вроде бы даже успешно, но точно уже не помню. Этот парализующий всепоглощающий страх пришёл в движение вместе с тем, как я начал двигать понемножку свою жизнь.

Я вспомнил вдруг необычное видение, появившееся как-то раз перед моим взором во время медитации. Тогда я выполнял практику Шаматхи, развивая способность удерживать естественное внимание на избранном внутреннем объекте, раз за разом отвлекаясь и мягко возвращая своё сознание к представляемой сцене. В какой-то момент, когда я вновь ушёл в себя слишком сильно, так что концентрация сменилась рассеянностью, в момент возвращения сознания я вдруг увидел перед собой странное многорукое существо. Видение располагалось во внутреннем пространстве — там, где проявляются все мысле-образы и сновидения. Какое-то время я с интересом рассматривал проявившийся образ, потом, повинуясь какому-то внутреннему зову, немного пошевелился, и вдруг, совершенно неожиданно для ума, но в полном соответствии с внутренним ожиданием, видение повторило мои движения точно так же, как отражение в зеркале следует за тем, кто в него смотрится. Ещё немного поэкспериментировав, я убедился, что видение следует за всеми моими позывами — отклоняет тело, поднимает и опускает все свои руки, изгибается, выпрямляется вместе со мной. Увиденное немного озадачило меня, но в тот момент я вспомнил, что в описании практики рекомендовалось не обращать особого внимания на игры ума и сопутствующие им видения, потому как они лишены истинной ценности и не представляют особого интереса, хотя и могут являться благоприятными знамениями. Поэтому я расслабился и вновь вернулся к занятию, от которого в очередной раз отвлёкся.